Моя первая белая клиентка[ Смерть в Панама-Сити. Моя первая белая клиентка. Змея] - Джордж Кокс

— Например?

— Не знаю, — ответил Стюарт, окутывая себя клубами дыма. — Если ты выдвигаешь свою кандидатуру на выборах и делаешь это не для себя, то…

— То, возможно, делаешь против кого-то… Ты так думаешь?

Мой приятель пожал плечами.

— Это было бы слишком просто. Никогда не слышал, чтобы у Арнольда Эбинджера в чем-то возникала напряженка с Райаном. Но, с другой стороны, у человека, приближающегося к шестидесятилетию, вполне может вдруг пробудиться жажда почестей. Это, разумеется, было бы наиболее простым объяснением. Во всяком случае, твои слова о реакции миссис Эбинджер очень меня заинтересовали. Если что-нибудь узнаю, немедленно тебе позвоню. Ладно?

— Великолепно. А теперь беги. Ты ведь наверняка захочешь просмотреть, что у вас сегодня идет в набор.

Реннер последовал моему совету, а я заказал черный кофе. Перед моими глазами уже стоял образ Арнольда Эбинджера — очень интересный, освещенный с разных сторон.

Мне не хватало только декораций, в которые надлежало бы вставить эту фигуру.

Я сел в свой автомобиль — «форд», модель шестьдесят девятого года, никому не бросается в глаза — и поехал по ночному Спрингвиллу. Было одиннадцать вечера. В провинциальном городе, таком, как наш, в это время все разъезжаются по домам.

Реннер дал мне адреса нескольких ночных ресторанов, контролируемых Арнольдом Эбинджером. Ясно, что съездить по всем адресам я не смог, однако завернул на улицу и остановил машину перед рестораном «Луи». Без труда нашел место для парковки у тротуара.

Классический ночной ресторан: окна, закрытые тяжелыми шторами, приглушенный свет, обычная атмосфера подобных заведений…

На высоких табуретах у стойки бара сидели, меланхолически потягивая пиво, две девушки. Какой-то тип за столиком ставил третьей девице что-то покрепче. Ясное дело, это были представительницы древнейшей профессии, но дело свое они делали без лишнего шума, не привлекая к себе внимания. Такие города, как наш, еще сохраняют какую-то видимость благопристойности. Я не говорю о добродетели. Просто благопристойность.

Я заказал виски со льдом. Поданный вполне приличный напиток я пил медленно, незаметно поглядывая по сторонам. В боковом зале — о чем можно было судить по доносившимся оттуда голосам — разыгрывалась партия в покер. В какой-то момент оттуда вышел рыжий тип, который при виде меня внезапно остановился. Его лицо показалось мне знакомым. Я был уверен, что уже встречал его в центральном управлении полиции. Однако так и не смог припомнить, по какую сторону барьера.

Рыжий, бросая взгляды из-под полуопущенных век, закурил и с деланной развязностью исчез в соседней комнате. Ни одна из сидевших в баре девиц не пыталась меня подцепить (но это в связи с цветом моей кожи); бармен старался быть холодно-вежливым, пытаясь тем самым поощрить меня повторить заказ. Но я на него, разумеется, чихал.

«Синьорита», расположенная в районе Риверсайда, оказалась ночным рестораном, в который нужно было спускаться по ступенькам, как в те заведения, где мастера из Нового Орлеана начинали карьеру в эпоху джаза.

Там я пробыл до двенадцати тридцати трех. Два десятка пар терлись друг о друга на паркетном пятачке, где места с трудом хватило бы для десяти. Негритянский оркестр радовал.

Я присел к стойке бара, чтобы понаблюдать за выступлениями артистов: балетный номер, исполняемый четырьмя танцовщицами, и два номера стриптиза. Публика состояла из представителей средних слоев и нескольких мелких гангстеров, пробавлявшихся при случае еще и сутенерством. Я их узнал. Уверен, что и они меня заметили. Мне нечего было здесь делать. В Спрингвилле живут разные люди.

Я покинул ресторан, после того как со второй стрип-девы пали последние завесы. Фигура у нее была что надо!

Оказавшись снова за рулем моего «форда», я медленно покатил вдоль берега реки.

Характер бизнеса Арнольда Эбинджера совершенно ясен: никаких вымогательств в дословном значении этого слова, никакой проституции, во всяком случае такой, какую вы знаете. Так сказать, маргинальная деятельность на границе всего этого. Я отлично знаю эти ничего не выплескивающие наружу ночные рестораны, реальные доходы которых весьма расходятся с официально заявленными оборотами. И именно они, как приложение к универмагам, свидетельствовали, что будущий мэр города отнюдь не беден. И за всем этим может стоять крепкая организация…

Переехав мост, я оказался в моем районе, районе, как я уже говорил, достаточно престижном и населенном преимущественно белыми. Цветных здесь немного, а те, кто тут оказался, несомненно, в ладах с фортуной.

Я размышлял над тем, какой ответ дам завтра Джейнис Эбинджер, и спрашивал себя, стоит ли мне лезть в дело «Черных пантер».

Наконец я пожал плечами, сказал себе, что утро вечера мудренее, а ночь всегда даст добрый совет, и остановил автомобиль возле своего дома. Выйдя из машины, я медленно двинулся по дорожке, ведущей через газон. Теплая ночь, хотя легкие порывы ветра напоминали о наступающей осени. Такие ночи не способствуют принятию решений. Я не принял его и тогда, когда наткнулся на этих трех типов.

Они вышли из тени моего дома. Уже в первые секунды я понял, что это профессионалы. Их выдало то, как они окружили меня. Один преградил мне путь к входной двери дома, другой зашел мне в тыл, третий приблизился, откровенно держа руки в карманах светлого плаща.

Я выругался, подумав, что у меня слишком мало шансов вывернуться из этой передряги.

У всех троих шляпы были надвинуты на глаза. Они вовсе не были колоссами, но казались весьма опасными, а кроме того, нужно помнить, что их было трое.

Путь к дому был отрезан, путь к отступлению — тоже. У меня не было выбора. Лучшим видом обороны является нападение, как писал когда-то Клаузевиц. Я рванулся к тому, который преграждал мне путь к входу. Черты его лица я не мог рассмотреть — я заметил только его глаза и зубы, приоткрытые в злой усмешке. В тот момент, когда я бросился на него, он выбросил вперед руку, вооруженную короткой дубиной. Я тут же схватил его за запястье и резко рванул на себя. Он вскрикнул, когда я попытался сломать ему руку. Выкручивая ее изо всех сил, я ощутил под своими пальцами нечто, напомнившее мне браслет, на котором часто гравируют имя, фамилию, адрес и группу крови. Этот браслет облегчил мне захват. Мой противник выругался и пнул меня в голень. Я стиснул зубы от боли, но руку не отпустил. И в этот миг получил сильнейший удар в ухо, отбросивший меня на добрых двадцать футов. Я упал, совершенно ошеломленный, и троица наемных костоломов накинулась на меня. При всем желании не смогу вам описать, что происходило в течение следующих пяти минут. На меня сыпались десятки ударов. Мальчики работали свинцовыми трубками и чулками, набитыми песком. Удары падали мне на голову, на бока, на почки. Несколько раз я пытался подняться на ноги, но меня от этого отговаривали весьма болезненным способом.

Грохнувшись на землю в третий раз, я пришел к выводу, что следует вести себя совершенно иначе. Я свернулся в клубок и прикрыл голову руками, ожидая конца этой забавы.

Тип, которому я выкрутил руку, включился в операцию последним. Он начал пинать меня в бок подкованными башмаками. Каждый пинок отзывался в моем теле жуткой болью. Я не мог наполнить легкие воздухом и задыхался, как утопленник. В завершение этого представления я услышал грубый голос:

— Ну что, получил свое, проклятый нигер? Это отучит тебя лезть в чужие дела. Добром тебе советую, занимайся своими черномазыми. А если и дальше будешь совать свою черную нюхалку туда, куда не надо, мы проводим тебя на такую прогулку, с которой не возвращаются!

Я получил еще один удар, и бандитская троица удалилась, оставив меня полуживым на расстоянии не более пятнадцати футов от двери моего дома.

Несколько долгих минут я валялся на животе, прижимаясь щекой к асфальту, холод которого приносил некоторое облегчение. Мне было так больно, что я не мог думать. Сознания достигал лишь один сигнал: хочу жить. При каждом вдохе из губ вырывался стон.

Не знаю, как долго я оставался в этом состоянии. Мне казалось, что я слышу проезжающие в отдалении автомобили и шаги прохожих. Однако поблизости не оказалось никого.

Наконец я как-то собрался, хотя по-прежнему чувствовал себя созданным из одной только боли. Я пополз в сторону дома. В конце концов мне удалось встать на четвереньки, что облегчило продвижение вперед. А потом я ударился головой о дверь. Тяжело дыша, отдохнул минуту. Наконец мне удалось, судорожно цепляясь за ручку, подняться на ноги. Это потребовало от меня невероятных усилий.

Я закрыл глаза и увидел рассыпающиеся огни чудовищного фейерверка. Голова пылала.

Кое-как мне удалось набрать код замка парадного. Потом — вползти по лестнице на второй этаж.